В это же время я увлеклась преподаванием. Работа с детьми помогла мне освободиться от штампов, от заученных приёмов, от взгляда взрослого человека на мир, и найти свой путь в искусстве.
К технике рваной бумаги я пришла случайно. Где-то в середине 80-х годов сделала пару работ и не придала им большого значения. В 90-е годы, когда жизнь вокруг стала невыносимо бедной с одной стороны, и пышно росли состояния немногих людей с другой, когда около метро интеллигентные старушки просили, стесняясь, на хлеб, а в художественных салонах стали появляться «роскошные» картины, когда «гламур» только набирал силу, я поняла, что мне стало чуждо всё «красивое». Мне хотелось выразить адекватное нашей темной, бедной жизни состояние души изобразительными средствами, и эти средства и сама техника тоже, мне казалось, должны быть бедны и лаконичны.
Рваная бумага оказалась именно тем материалом, который поддавался моей душе, чувствам и моим рукам. Я использовала всё подряд; картон, крафт, кальку, дешевые наборы детской бумаги. Тогда как многие современные художники уделяют большую часть времени поискам техники, я старалась почти отказаться от нее. Важным для меня было и есть – внутреннее наполнение, содержание, но не рассказ, а идея или суть любого явления жизни как духовной, так и душевной.
Главная цель – передать движение духа, движение мысли, движение души и чувств, при этом картины должны обладать некой знаковостью, символичностью. Уходя от изобразительного многословия, я доводила их лаконизм до предела. Большую роль в картинах играет композиция. При таком лаконизме она должна быть абсолютно выверена. Цвет немногословный, но очень важный, так как несет символическую нагрузку.
Я люблю работать циклами. Чтобы полностью высказаться, мне необходимо сделать определенный ряд картин, вести глубокий, серьезный диалог со зрителем, охватывая тему со всех сторон. И зритель вовлечен в этот диалог. Картина дает ему возможность мысленно дополнять и расширять тот круг вопросов, который волнует автора.
отрывок из письма
ВЛАДИМИР ЦИТОВИЧ, искусствовед, реставратор высшей категории, эксперт живописи.
Ваше искусство (и Ваши мысли о нём) близко мне по нескольким причинам.
Во-первых, оно не стремится во что бы то ни стало быть эпатажным (вызывающим, живописным, красивым, совершенным и т.п.), более того - не чуждо иронии и самоиронии.Неровные вибрирующие линии разрыва отрицают красивость и пафос, но наделяют поверхность формы живой проницаемостью – для души изнутри и для духа снаружи, делая возможным их диалог.
При этом форма благодаря некоторой незавершенности и недосказанности (например, лица с не обозначенными чертами) становится знаком, оживляющим и активизирующим душу зрителя.
Во-вторых, Ваше искусство «заточено» на душевный разлом современного человека, оно ненавязчиво напоминает о нём, не даёт от него отвлечься, и благодаря этому даёт надежду на исцеление. Больше всего затронула Ваша работа «Уходящие», обладающая мощной энергией символа. Символ этот не однозначен, поскольку обычная проблема и родителей, и детей – в их обоюдной неспособности к истинной любви. Поэтому преемственность поколений (как она звучит в одной из песен «Библейского цикла» Игоря Жука) – в том, что мы «…станем пустыней для тех, кто становится нами».
В третьих, Ваше искусство причастно Слову и Духу, оно (подобно литературе и музыке) не обременено материальной ценностью изобразительного искусства (классического и постмодернистского). Просматривая Ваш альбом, я вспомнил о «Псалмах» Бенна .
